— Ах, я тоже не знала… — начала было сокрушенным тоном Лиза и вдруг внезапно смолкла.
— Чего не знала? — удивился доктор.
— Да что и вы такой важный.
— Что? Что такое?
— Что вы такой важный, — набравшись храбрости, проговорила девочка, — что вы генерал.
— Почему же я не могу быть генералом? — засмеялся добродушно доктор.
— Ах, все генералы с орденами и звездами и ужасно сердиты, а вы такой добрый, — неожиданно заключила Лиза. — Я не знаю, как благодарить вас за то, что вы позволили мне увидеть маму.
— А я вот как раз и потребую от тебя благодарности, — произнес он шутливо. — Слушай, девочка, в первый же спектакль, который ваш директор даст здесь, я приеду смотреть, как ты играешь на сцене. Только ты должна будешь известить меня письмом. Согласна? — спросил доктор, протягивая ей руку, так как они спустились уже в швейцарскую.
— О, да, конечно, согласна, — поспешила ответить Лиза.
— А я за это постараюсь как можно скорее поправить твою маму, — заключил тем все добродушным, шутливым тоном доктор.
— Да, да, — подхватила Лиза, безо всякого смущения протягивая обе ручки своему новому знакомому, — поправьте ее поскорее! Я буду совсем, совсем счастлива тогда.
— И я также, — растроганный её детским порывом, произнес доктор, — буду очень, очень доволен, если принесу пользу и облегчение больной.
Когда Лиза, в сопровождении Люси, выходила из здания больницы, старший доктор еще долго стоял на одном месте и смотрел им вслед. Потом, когда Лиза исчезла за углом дома, он тихо побрел снова наверх для обхода больных, невольно размышляя о девочке:
«Чудный, редкий ребенок. Вот если б моей бедной Зое такую подругу, она наверное бы куда легче переносила болезнь и была бы много счастливее, нежели теперь».
На другой день детская труппа г. Сатина выезжала из Петербурга. На вокзал как взрослых, так и детей доставили те же громадные шестиместные кареты, которые возили их в театр. На платформе собрались некоторые родные, пришедшие проводить маленьких актеров и актрис.
С Марианной и Витей пришла их старушка-бабушка, заменявшая им родителей, которые рано оставили их сиротами; к Косте Корелину забежал его брат студент, так как других родственников у него не было. Хохотушку Мими провожала её мама — такая же маленькая и подвижная, как сама Мими. Мама горько всхлипывала, целуя свою девочку, но Мими, несмотря на тяжесть разлуки, все таки сумела рассмешить ее какой-то шаловливой выходкой, и мать и дочь и плакали и смеялись в одно и то же время. К Але Большой пришел отец, служивший актером в одном из петербургских театров, и долго просил девочку быть усердной и прилежной. Мэри никто не провожал: хотя у неё были и отец и мать, и сестры и братья, но она так всем им надоела своими выходками и тяжелым характером, что никто не пожелал увидеться с нею еще раз на вокзале.
— Очень нужны все эти проводы, — сердито говорила Мэри, разгуливая по платформе под руку с Кэт, которую она, если и не любила, то выносила больше, нежели других детей. — Я и не жду родных. Только бы они догадались прислать лакомств на дорогу, да побольше, — продолжала она и, внезапно увидя появившегося на станции посыльного, с большим пакетом в руках, кинулась к нему, в полной уверенности, что пакет этот прислан ей родными.
— Вы это мне? — чуть ли не вырывая пакет из рук посыльного, закричала она на всю платформу, — да говорите же скорее, мне или нет? Или вы онемели? Я — Мэри Ведрина. Давайте мне скорее мои гостинцы.
— Никак нет, барышня, пакетик не вам-с, — насмешливо улыбнувшись её поспешности, произнес посыльный, — мне велено передать эту посылку маленькой барышне Лизочке Окольцевой.
Лиза, находившаяся поблизости и услышав свое имя, подошла узнать в чем дело.
— Тебе посылка, — крикнула Мэри сердито и, прежде чем кто либо мог остановить ее, швырнула пакет, которым уже успела завладеть, на доски платформы.
Бечевка, плохо сдерживавшая туго набитый сверток, разорвалась, и оттуда покатились апельсины, яблоки, пряники и конфеты по всей платформе.
— На, подбирай свои богатства! — крикнула Мэри, рассмеявшись злым смехом прямо в лицо растерявшейся Лизе. — Очень рада, что эту дрянь придется есть не мне! Я терпеть не могу дешевых лакомств, а ты невзыскательна и скушаешь их в лучшем виде.
— Как тебе не стыдно, Мэри! — вскричали находившиеся тут же поблизости Пика и Ника и бросились подбирать гостинцы с пола. — Пожалуйста, не плачь, Лиза, мы мигом поправим дело, — утешали они девочку.
Но Лиза и не думала плакать, хотя поступок Мэри очень огорчил ее. Она раздумывала, — кто бы мог послать ей все эти вкусные вещи, когда у неё, кроме матери, никого из близких не было на свете, а мама, Лиза знала это прекрасно, не могла послать ей ничего подобного.
Посыльный, видя смущенный вид девочки, сжалился над нею и помог ей разгадать загадку.
— Мне передал этот пакет высокий, очень хорошо одетый барин, — сказал он, — и велел передать вам, если бы вы спросили от кого посылка, что она от генерала — самого скромного из всех генералов в мире.
Как ни грустно было на душе Лизы, но она не могла не улыбнуться этой шутке, поняв, что посылка с лакомствами послана ей её новым знакомцем-доктором, лечившим её маму.
Первый звонок прервал мысли Лизы. Павел Иванович, приехавший немного позднее со своей супругой и Григорием Григорьевичем Томиным, построил детей в пары и под предводительством Люси послал их садиться в вагон. Лиза поместилась по соседству с Марианной в самом дальнем углу купе. Мальчики в обществе г. Сатина и Томина заняли соседнее отделение, за исключением маленького Павлика, который был помещен в одном отделении с матерью.